В САМУЮ ТОЧКУ…

— Да, заключенный Густав Вагнер пытался покончить с собой. Каблуком он раздробил стекла своих очков и проглотил несколько мелких осколков. Произошло это в десять часов утра.

Этими словами тюремный врач Амаду Билак на пресс-конференции подтвердил слухи, которые еще раньше дошли до журналистов.

— Нет, это не самоубийство, — уверял Бернард Шлезингер Леона Гросса. — Никому не верьте, что Вагнер на самом деле задумал покончить с собой. Теперь это вышло из моды. Правда, у Вагнера необузданная натура, и предвидеть, что может созреть в его сумасбродной голове, — нелегко. Но от него, а тем более от Терезы можно ждать чего угодно, только не этого. Уверяю вас, здесь явный обман. Чем это вызвано? Думаю, необходимостью изменить тактику при вновь создавшейся обстановке. Поначалу Вагнер с пеной у рта уверял, что никакого Собибора знать не знает, что в то время он находился совсем в другом месте. Потом утверждал, что это был обыкновенный рабочий лагерь. После этого заявил, что понятия не имел о том, что там происходило. Наконец, он сказал, что как верный солдат вынужден был выполнять приказы Гиммлера.

Теперь появились новые доказательства, усугубляющие его вину. Документы неоспоримо подтверждают, что Вагнер неоднократно самым зверским образом убивал людей исключительно по собственной инициативе, порой даже вопреки распоряжениям начальства…

Берек подошел к окну и продолжал:

— Леон, что собой представляют Вагнер и Тереза, и так ясно. Вы знаете их не хуже меня. Пример эсэсовских главарей, их образ мыслей и поступки — все это для Вагнера и поныне свято и достойно подражания. И задумай он покончить с собой, непременно последовал бы примеру Гиммлера, который принял яд, или Глобочника, который перерезал себе горло, на худой конец, как Болендер, повесился бы. Я также не верю, что Вагнер был невменяем. Он убийца, но своей жизнью дорожит и пойдет на все, лишь бы уцелеть. В тюрьме Вагнер не был строго изолирован, за его камерой никто не наблюдал. Если бы он всерьез задумал решиться на такой шаг, мог бы это сделать незаметно для охраны. Не сомневаюсь, у этого номера есть режиссер.

Гросс неуверенно возразил:

— И все же мне трудно понять, зачем он это сделал, почему пошел на такой риск? То, что Нюрнбергский процесс отверг ссылку на приказы Гитлера, как оправдание при убийстве стариков, женщин, детей и вообще ни в чем не повинных и беззащитных людей, Вагнера нисколько не должно было страшить. Если не считать Восточной Европы, за последние годы не было ни одного случая, чтобы кому-либо из нацистов не удавалось обойти закон. К тому же у Вагнера есть основание полагать, что закон о сроках давности для военных преступников очень скоро войдет в силу. Тогда зачем понадобилась ему вся эта затея с самоубийством?

— Но он ведь ничего не потерял и немногим рисковал, — отозвался Берек. — Я уже не раз встречался с подобными вещами. Еще будучи студентом присутствовал на вскрытии трупа человека, длительное время страдавшего шизофренией. Он не раз пытался покончить с собой. Из его желудка патологоанатом извлек гвозди, булавку и две металлические пуговицы, но не это было причиной его смерти; произошел несчастный случай. Кстати, Вагнер раздробил стекла очков не на мелкие кусочки, а почти в порошок.

Гросс помолчал, затем, как бы соглашаясь с собеседником, заметил:

— Так, так… Допустим, вы правы, но в то же время здесь не все ясно, и задуматься есть над чем. Почему вдруг он выкинул такой фортель? Должна же быть какая-то причина, побудившая его сделать это именно сегодня, а не неделю тому назад?

— Еще бы! — воскликнул Берек. — Все дело в том, что инсценировка самоубийства нужна была не только Вагнеру, но и Фушеру. Тереза теперь в его руках. Она вынуждена прислушиваться к его советам. Весть о том, что Вагнер пытался покончить с собой, Терезу не так уж ошеломила. Она только сделала вид, что вот-вот упадет в обморок, но при этом даже не побледнела. И это вполне объяснимо. Польша предъявила новые документы, подтверждая снова и снова свое право заполучить этого военного преступника. Поэтому Тереза хочет как можно скорее и надежнее отвести опасность от Вагнера. Теперь вам ясно?

— Как будто ясно, — тихо произнес Гросс. — Во всяком случае, такое предположение вполне допустимо. Должен вам сказать, что ваше пребывание здесь оказалось не бесполезным. К нашему разговору мы еще вернемся.

К этому времени Береку стало известно, что по установленному в Бразилии законом порядку обращаться с заявлением о выдаче для суда преступника любая страна может не позже чем через девяносто дней после того, как официально объявлено о его аресте. В случае, если требования о выдаче преступника поступают от нескольких стран, предпочтение отдается той из них, на территории которой он совершил наиболее тяжкие преступления. Кроме того, между Бразилией и Федеративной Республикой Германией заключено специальное взаимное соглашение о выдаче преступников.

Вагнер и сам понимал, что уж если суд над ним неизбежен, то лучше, чтобы он состоялся в ФРГ.

С просьбой о выдаче Вагнера обратилась и Австрия на том основании, что он бывший гражданин этой страны. Сделано это было, как сам он понимал, скорее всего, для видимости.

Из Израиля прибыл специальный представитель министерства юстиции и также привез с собой важные документы, подтверждавшие вину Вагнера. На том основании, что в его стране проживает большинство уцелевших собиборовцев, требовал выдачи преступника Израилю.

Ходили также слухи, что делом Вагнера заинтересовались правительства Югославии и Италии, и не сегодня завтра они пришлют официальные запросы. Но всех их опередила Польша.

Уже в начале июня польское министерство юстиции обратилось к правительству Бразилии и наиболее веско аргументировало, почему Вагнера, осуществлявшего массовые убийства людей в Собиборе и Треблинке, должны немедленно выдать Польше, и только ей одной.

Берек был убежден, что требования народной Польши справедливы и неоспоримы. Там лучше, чем где-либо, знают все черные дела этого хищника. В Польше, можно не сомневаться, он получит по заслугам и сполна.

Тереза нутром почуяла приближение опасности. Ее охватило все нарастающее беспокойство, пока, наконец, она не впала в непривычное для нее угнетенное состояние. Фушер исполнил ее просьбу: отдал ей фотографию Вагнера, снятую на контрольном пункте американской армии в 1945 году. Заодно он показал ей кипу газетных вырезок о Вагнере. Надо думать, что это, собственно, и было основной целью его встречи с ней. Нужно было нагнать на нее страх, чтобы она не валяла дурака и стала сговорчивее.

Поначалу Фушер сделал вид, что колеблется — оставлять ли Терезе все эти материалы, а потом, не дав ей опомниться, с ухмылкой заявил:

— Пожалуй, лучше будет, если вы внимательно прочтете все, что пишут в газетах. В вашем положении надо трезво смотреть на вещи, чтобы не просчитаться.

Фушер, очевидно, решил, что сказанного недостаточно, и без обиняков добавил:

— Большинство полагает, что есть кого судить и за что судить. События развиваются настолько быстро, что расчеты тех, кто требует: «Кровь — за кровь, смерть — за смерть!» — могут скоро сбыться…

В таком случае не рассчитывает ли Тереза на его помощь, на то, что он как-нибудь облегчит ее положение?

Тереза и без того в глубине души не верила в то, что Густаву удастся уйти от наказания, но до сих пор никто еще не разговаривал с ней так откровенно, как этот американец. На сей раз несчастье коснулось ее самой. А если ко всему еще конфискуют имущество Вагнера? Все пойдет прахом! При этой мысли у нее помутилось в глазах. О майн готт! Вот до чего дожила, а ведь это только начало. Самое страшное — впереди. В эту минуту она и впрямь готова была взвыть по-волчьи.

Юджин Фушер свое дело сделал. Больше возиться с ней и даром тратить время он не станет. Теперь, надо полагать, она перестанет изворачиваться, ускользать от прямых разговоров. А для того чтобы фрау Штангль окончательно убедилась, что с ней не шутят, он нанесет ей последний удар:

— Нэтн Шлок находится сейчас здесь, в городе. И если вы, Тереза, — сказал он фамильярно, — хотите его видеть, вот его визитная карточка. Здесь указан номер его телефона в отеле, где он остановился. Хочу еще добавить: все, о чем я здесь говорил и что вы узнаете из газет, Вагнеру уже известно. И, наконец, мне кажется, что при нынешних затруднительных обстоятельствах ваш Густав будет скорее нуждаться не в терапевте, а в психиатре. Да, да, дорогая моя, к сожалению, это не пустой разговор, так для него будет лучше.

Тереза недоуменно спросила:

— Что, собственно, вы этим хотите сказать?

— Напрасно тревожитесь. Вагнер как был, так и остается в здравом уме, но то, что я вам советую, — единственное, что может ему помочь. Повторяю: е-дин-ствен-ное!

Тереза попыталась было возражать, но вскоре примирилась с мыслью, что этому янки, который говорил с ней, не повышая голоса, придется уступить и делать так, как он советует. Другого выхода у нее нет.