4. Об индексе Хирша и проделках с ним

Использование для характеристики уровня ученого ТОЛЬКО библиометрических показателей – это высшая степень пошлости, безусловно, оскорбительная для настоящих ученых. <…>

Анекдот, который ходил в МЭИ (Московский энергетический институт): Стали три мужика мерять, у кого Хирш больше. Один говорит: у меня 25 см. Второй: а у меня 12 дюймов… Третий подумал, подумал, и говорит: а у меня 750 нанометров. – Как, такой короткий? – Нет, такой красный!

Высказывание в обсуждении материала «Клуб выдающихся ученых» на сайте «ТрВ», 4 октября 2013

В нескольких своих публикациях я задевал работы американского профессора русского происхождения А.А. Клесова по изучению гаплогрупп, считая эти работы очень близкими к конструированию лженауки. Вдобавок Клесов в Америке воспылал патриотическим ражем и выступил в защиту антинорманизма, а я критиковал и это увлечение. Клесов решил в ответ уничтожить мою научную репутацию. Для этого он на портале Переформат. ру подверг мои работы анализу, вычисляющему индекс Хирша, – и получил к своему великому удовольствию индекс 1, чрезвычайно низкий[20]. А для того, чтобы добиться места постоянного профессора в США, как говорит Клесов, нужен индекс не меньше 12–15. Клесов подверг такому же анализу работы другого своего противника, «норманиста» Е. Пчелова, и получил индекс 2, тоже маленький.

Из моих 600 с лишним печатных статей индекс зацепил только несколько: три в американском журнале переводов советских работ «Советская антропология и археология» (Клесов назвал его неправильно: «Антропология и археология Евразии») и одну в журнале «Природа». Естественно, в таких журналах я печатался очень мало, в «Археологии, этнографии и антропологии Евразии» (такой журнал действительно выходит, но в Новосибирске) вообще не печатался.

Клесов делает оговорку: «Должен, впрочем, сказать, что я смотрел именно на вклад в мировую, международную науку. Если ввести фамилию русскими буквами, то цитируемость будет в России, но не в мире. Тогда у Л. Клейна индекс цитируемости будет 12, у Пчелова – 6». Вот спасибо! Да ведь и это передержка. Это малая часть ссылок на мои работы.

Мошенничество почтенного профессора состоит в том, что индекс Хирша изначально стал применяться только к наукам естественным и точным, но не к гуманитарным, не к культурологическим, не к Geisteswissenschaften. Ведь журналы по этим наукам, даже очень авторитетные, как правило, не входят в число реферируемых международными службами библиометрии и не попадают в ту базу, на основе которой вычисляется индекс Хирша. Я говорю: мошенничество, а не ошибка, потому что Клесов должен это знать.

Затем индекс Хирша не учитывает монографии, а у меня их несколько десятков – на них основная масса ссылок. Моя первая книга, вышедшая 35 лет назад, переиздана в серии «Классика археологии». Не учитываются переводы моих книг, в то время как они переведены в Англии (несколько), Германии, Испании, Словении (несколько), не говоря уж о переводах статей (больше сотни). На некоторые мои книги есть десятки рецензий и откликов. В 1993 году в Кембриджском театре (не нашлось более вместительного зала) состоялась моя лекция «Принципы археологии», объявленная за два года до выступления, – на нее съехались видные археологи со всей Англии. Редактор журнала «Current Swedish Archaeology» спрашивал меня в интервью: «На днях у Вас была встреча с группой выдающихся шведских археологов, включая государственного антиквария и глав университетских кафедр. В приглашениях на эту встречу Вы были представлены как один из легендарных археологов Европы. Что Вы скажете об этом легендарном статусе?» Сейчас у меня выходит по несколько монографий в год. В 2011 году на международной конференции в Бирмингеме без моего участия обсуждали мой вклад в мировую науку.

Пишу об этом не ради саморекламы (не нуждаюсь в ней на старости лет), а чтобы показать, что и у гуманитариев может найтись на что опереться в оценке своих достижений.

Я отнюдь не считаю (в ответ) А.А. Клесова лжеученым. Его научная репутация зиждется на его исследованиях энзимов, на конструировании лекарств (я мог насчитать не менее пяти его книг или брошюр, вероятно, их больше). Даже его новейшее увлечение гаплотипами и гаплогруппами само по себе ничего дурного не содержит, но те исторические толкования, которые он давал своим материалам, рассуждая о русском «роде», обретаемом в глубине тысячелетий и арийстве славян, содержат явный уклон в лженауку, а его нападки на тех, кто придерживается взглядов, которые ему не нравятся, просто смехотворны. Как и некоторым другим ученым-естественникам, ему кажется, что в науках, изучающих культуру, историю и гуманитарную сферу, все просто и лежит на поверхности, особых методов, критериев и ограничений нет, а опираясь на знание естественных наук, можно легко во всем разобраться. Они страшно негодуют, когда им указывают, что это не так. Ведь за ними индекс Хирша!

Можно иметь не только высокий индекс Хирша, но даже нобелевскую премию по химии и быть профаном в медицине, или быть специалистом в фармакологии и грубо заблуждаться в древней истории, археологии и лингвистике.

Впадение Клесова в лженауку можно диагностировать и по его стилю, ибо только лжеученые выражаются так: «и Клейн, и Пчелов – активные норманисты. Но их презрение к славянам и истории славян уже выплескивается за пределы норманизма и переходит на личность тех, кто изучает древнюю историю славян». Или на мои слова, что «тезис Клесова о славянах и ариях сделал его изгоем среди ученых, занимающихся популяционной генетикой», Клесов отвечает: «Вопрос – а зачем Л. Клейну эта ложь нужна? А так, структура мозга такая. Это называется „попытка дискредитации“, и у клейнов это получается автоматически, как дыхание. Они этим живут». Но ведь Клесов действительно изгой, солидные издания отвергают его статьи, и все популяционные генетики это знают. Означает ли это, что все эти издания находятся в руках «норманистов» и ненавистников славян с «переходом на личность»?

Между тем еще недавно Клесов очень хвалил мой подход к науке.

Не хочется применять резкие выражения в оценке деятельности Клесова, а ведь он их заслуживает.

Этот казус побуждает еще раз подумать над параметрами оценки научного труда в сообществе ученых. Видимо, индекс Хирша дает представление только об успехах в естественных и точных науках, притом давних. Очень разумной представляется мне статья А. Дыбо и С. Крылова «Наукометрия в лингвистике», помещенная в 18 номере газеты ученых «Троицкий вариант» и рассказывающая о неприменимости существующих измерителей успешности научного творчества (индекса Хирша и других) к лингвистике. Они неприменимы не только в лингвистике.

Но в принципе формализация оценки труда ученых возможна и для гуманитарных наук, библиометрия и тут может пригодиться, но лишь как подсобное средство и безусловно в сильно расширенном виде. Для более общей оценки требуется ввести в формальные показатели наличие авторских монографий или точно определенных вкладов в коллективные монографии, а также реакцию общественности на них. Нужно отметить приглашения преподавать в иностранных университетах (с учетом их рейтинга) и обсуждаемость трудов на международных конференциях. Разумеется, также получение Нобелевской и других международных премий должно повышать ранг оцениваемого ученого (национальные премии не называю, так как они у нас часто зависят от административного ресурса и близости к начальству). К сожалению, ни научные степени и звания, ни указатели научного статуса (академик, членкор) не могут войти в общий индекс, потому что они слишком дискредитированы частыми фальсификациями и опять же использованием административного ресурса (по крайней мере, применительно к гуманитарным, социально-экономическим и философским наукам, а относительно выборов в Академию – ко всем дисциплинам).

Все эти параметры требуется формализовать и ввести их ранжирование. Разработка такого индекса могла бы существенно улучшить объективность оценки научного труда и повысить к ней доверие.

Опубликовано в: Грани научного знания. Сборник статей к 60-летию профессора Сергея Павловича Щавелева. Курск: Изд-во КГМУ, 2013