3. Интерпретация популяризации

1. Предмет для дискуссии. Очень интересные вопросы подняла в своей статье «Популяризация интерпретации» Ольга Закутняя, филолог и журналист. Точнее, целую серию вопросов. Это вопросы о том, как популяризировать гуманитарные науки и можно ли создать для них специальный научно-популярный журнал. Статья производит приятное впечатление: умный и тонкий анализ, хорошие примеры, интеллигентная речь – ненавязчивая, готовая принять и другие взгляды. Но когда прочел до конца, то понял, что меня здесь что-то не совсем устраивает. Попытаюсь понять, что именно. Мне кажется, это хороший предмет для дискуссии.

Общей основой для всякой популяризации автор статьи считает увлекательный рассказ о чудесах природы и науки – да такой, чтобы он сообщал новое об окружающем мире и помогал глубже понять его. По ее мнению, ценность популярной статьи не в том, чтобы доставить развлечение, а в том, чтобы это событие стало поводом для разговора о методах и смысле науки как способе познания. Могут ли предложить это гуманитарные науки?

Сложности популяризации гуманитарного знания состоят, по Ольге Закутней, в том, что:

1) гуманитарные научные достижения не поддаются верификации и, строго говоря, не являются открытиями;

2) гуманитарные науки кажутся бесполезными, особенно те, что ближе к интерпретации – философия, литературоведение (в отличие от таких, как лингвистика, история, экономика и социология, где в основе эмпирическое исследование); единственное спасение – понять нечто общее – как вообще устроены художественное произведение, язык;

3) популяризация запрограммирована на упрощение, а научные результаты гуманитарных наук состоят в усложнении понимания, в нюансах – в них вся соль, вся гениальность.

Вот коль скоро жанр самой этой статьи – явно гуманитарный, с деталей и начинаются для меня поводы для некоторых сомнений.

2. Гуманитарность. Прежде всего, что относить к гуманитарным наукам. Закутняя явно относит к гуманитарному знанию историю, экономику и социологию, не говоря уж о лингвистике. Мне представляется, что исследовательница, как и многие, путает два принципа распределения наук: разделение по предмету – на естественные и социальные и разделение по методу – на точные и гуманитарные. Вся беда в том, что сам термин «гуманитарные» по своему буквальному смыслу почти совпадает с термином «социальные» (в немецком еще принят и термин Geisteswissenschaften – «науки о духе»). Но на практике термин «гуманитарные» давно утратил этот буквальный смысл и означает науки, в которых законы, точные методы и строгая логика занимают меньше места, а интуиция, единичные факты, отдельные ценности – больше. К сожалению, другого слова для обозначения этой группы наук нет.

Так вот социология, экономика, а частично и лингвистика и психология по предмету науки социальные, науки о человеке, но если группировать их по методу, то принадлежат они не к гуманитарным наукам, а к точным – как физика и химия, и мало чем отличаются от них. Там действуют те же принципы. Иное дело – литературоведение и искусствоведение. Философию (в ее современном объеме) придется разделить. Логика и методология науки принадлежат той же группе наук, что и математика (безусловно точным), а остальная, чистая философия – даже сомнительно, является ли вообще наукой или это иной тип знания вообще. Если она и является наукой (что для меня крайне сомнительно), то безусловно гуманитарной.

Вообще делений науки гораздо больше, чем эти два. Скажем, я бы выделил историю и географию в особую категорию. Это науки, изучающие не столько законы, сколько факты в их причинной и пространственной связи. Они ориентируют нас в том мире, в котором мы живем. Отдельные аспекты такого подхода есть и в астрономии, геологии и биологии. Все эти науки очень трудно подвести под шапку гуманитарных, несмотря на всю традицию нашего науковедения. В этих науках эмпирическая основа гораздо яснее выступает, факты учитываются гораздо объективнее и строже. Но отнести их к точным тоже нелегко: в них много значит выбор объекта, интерпретация, ценности.

Я по своей основной специализации археолог. Археологию большинство считает гуманитарной наукой, что, на мой взгляд, далеко от истины. По предмету она имеет связь с филологией, искусствоведением и, разумеется, историей, но лишь по предмету. По методам она совершенно иная. По своим методам археология ближе всего к криминалистике, к деятельности детектива. Она, на мой взгляд, вообще не фундаментальная наука, а скорее прикладная, подобно криминалистике, медицине и кулинарии. С ней это качество разделяют и другие источниковедческие дисциплины – нумизматика, геральдика, текстология, этнография.

Для археологии вроде бы и нет трудностей в популяризации: заговорил о раскопках и древностях – уже все готовы слушать, уже романтика, уже загадка. Но почитайте подавляющее большинство археологических трудов – с первых же страниц скулы сведет от скуки.

У каждой группы наук свои трудности популяризации, свои особенности. Но есть и общие проблемы, характерные для всех наук, и, мне кажется, они преобладают.

3. Трудности популяризации гуманитарных наук. Теперь рассмотрим те сложности или «слабости» гуманитарных наук, которые Ольга Закутняя выделяет в качестве специфики популяризации гуманитарного знания.

1. Отсутствие верификации и открытий. Как популяризировать то, что невозможно доказать, и зачем популяризировать то, что не является и не являлось открытием? Естественно, это препятствия для популяризации. Точнее, эти качества были бы препятствиями, если бы были реальными. Первое справедливым можно признать, только если называть верификацией способ доказательства, принятый в точных или естественных науках: выведение ожиданий из гипотезы и сверка их с фактами, полученными экспериментальным или математическим путем. Но тогда отсутствие верификации – не препятствие для доверия к достижениям науки, потому что есть другие способы доказательств («фальсификация» по Попперу, вписывание в «широкие исследовательские программы» по Лакатосу, согласование с другими теориями).

Что же до отсутствия открытий, то опять же, что называть открытием? Только то, на что можно взять патент? Патент берется на изобретение и на открытие физических свойств, которые можно использовать для изобретения. Но если изловчиться, то патент можно взять и на то, что твоим открытием не является, а в то же время нельзя было взять патент даже на Великие географические открытия. Все неизвестное ранее определенному кругу лиц является для него открытием. Вопрос лишь в том, сколь широкому кругу лиц и сколь значительно это новое для человечества. Люди могут открывать для себя новое в произведениях искусства и литературы с помощью искусствоведа и литературоведа.

Используя свое второе образование (и специальность), филологию (как-никак выпустил две филологические книги и ряд статей), я выступал в 1980-е в журнале «Знание – сила» с популяризацией своих гомеровских штудий. Я излагал доказательства того, что текст «Илиады» сделан не одним автором, что поэма составлена из шести разных песен, что Троянской войны не было, а Шлиман нашел не Трою. Можно со мной не соглашаться, но если я прав (а такой авторитет, как И.М. Дьяконов, считал, что я прав), то это – открытие (он так и считал – и высказал свое мнение в печати). Это филология? Полагаю, что в этом точно сомнений нет.

2. Кажущаяся бесполезность. Это свойство подмечено верно. Но образует ли оно препятствие для популяризации? Публика вовсе не считает пользу единственным достоинством, привлекающим в научных достижениях, да и не только в научных. Кого волнует, что нет прямой пользы зрителям от футбола? А какая польза от водки (весьма популярной)? Даже если «пользу» подыщут (для сугреву, для настроения, «поправить здоровье» и т. п.), вреда явно больше. Большей частью публика и не ждет от гуманитарного знания прямой бытовой пользы. Она вполне удовлетворяется другими качествами такого знания – романтикой, эстетикой, эрудицией, возвышением над бытовым уровнем, ароматом высокой культуры (если, хотите, престижностью). Если же подобные сомнения в целесообразности возникнут, то дело (и искусство) популяризатора показать, в чем глубинный смысл подобных занятий и, в конечном счете, польза от них. Показать, что польза от культурности – даже практическая и экономическая. Что не может построить передовую экономику человек, который не читал Булгакова, хлещет водку, мочится мимо унитаза и бьет жену.

3. Запрограммированность на упрощение. Это качество не только популяризации. Всякая теория упрощает исследовательскую практику, всякое понятие упрощает фактический материал. Опять же сложность характеризует не только гуманитарное знание. Популяризация потому и запрограммирована на упрощение, что естественные науки (физика, химия, биология, астрономия), да и математика весьма сложны для понимания. В старших классах школ в гуманитарных предметах успевают все, кто хорошо владеет языком, в математике, физике, химии – лишь особая часть учеников. Гуманитарное знание для большинства проще (по крайней мере, на первый взгляд), потому что ближе к повседневной практике, к бытовому общению.

Способность мыслить не примитивными ходами, улавливать диалектику противоречий, входить в нюансы, понимать и использовать различие синонимов вообще характеризует интеллигентного человека. Это ведь видно уже с детства: один ребенок отвечает «да» и «нет», другой в той же ситуации употребляет слова «безусловно», «разумеется», «очевидно», «пожалуй», «очень может быть», «это как посмотреть» и так далее.

Я не склонен считать, что эта особенность мышления характерна только для гуманитарного знания и что она противоречит установке популяризатора на упрощение. Сложные для понимания вещи нужно делать доступными, то есть упрощать – как в гуманитарном предмете, так и в с?мом точно-научном. В то же время не стоит упрощать так, чтобы терялась сложность аргумента, чтобы за упрощением исчезал смысл интерпретации, исчезали нюансы. Такое упрощение называется вульгаризацией. Она бывает как у популяризаторов гуманитарного знания, так и у популяризаторов точных наук, естественных или социальных. Уж так растолкуют физику и биологию, что наука исчезает.

4. Общие задачи популяризации. В чем же задачи популяризации вообще? Как мне представляется, не столько развлечение (хотя и это тоже непременный компонент), сколько просвещение – показать публике значение того, что делает наука. Это позволит привлечь молодежь к работе в науке, а пожилым – показать, что ассигнования на науку тратятся не зря. Я напомню, что такой гений, как Лев Толстой, публично издевался над клеточной теорией и говорил, что ученые зря проедают народные деньги. О судьбе генетики в нашей стране можно и не напоминать. Вот хорошая популяризация и должна предотвратить подобные выпады. И, разумеется, она должна предохранить общество от повального увлечения лженауками и всякими формами эзотерического знания, порою принимающими просто опасный характер.

Я не вижу особого отличия религии от суеверий и мистики, но учитывая, что для значительных масс (хотя и меньших, чем обычно считают) религия обладает сакральной аурой, я не стану здесь противопоставлять религию науке, хотя мое личное убеждение – что они несовместимы. Я признаю некоторую роль религии как опоры народной морали, хотя мне представляется, что мораль может иметь и разумные основания. Во всяком случае, это те вопросы, которые также нельзя обходить в популярном изложении научных основ.

Все это имеет значение как для естествознания, так и для точных социальных наук, равно как и для наук гуманитарных.

Все науки отгородились от общества сухим экономичным языком (частью из-за косноязычия), дремучей терминологией (по необходимости), огромными объемами фактического материала, который нужно знать для чтения научных журналов и монографий. Создателям популярной литературы все это нужно преодолеть, не вульгаризируя. Чтобы сделать знание доступным и увлекательным для масс, приходится чем-то жертвовать – лаконичностью языка прежде всего. Язык популяризатора должен быть живым, ясным и образным. Приходится жертвовать также массами деталей, выделять главное, находить яркие и конкретные примеры.

Чтобы изложение было увлекательным, есть один старый и испытанный способ – вести от загадки к разгадкам, от сложного и запутанного – к разъяснению, от задачи к открытию. Раскрывать суть метода. Вести читателя сквозь истории исследований и историю исследования. Демонстрировать споры и столкновения, ошибки и подвиги, заставить сопереживать.

Все это действует одинаково, знакомим ли мы с естествознанием, социальными науками или гуманитарным знанием.

5. Особые трудности. А есть ли некие особые трудности у популяризации гуманитарного знания? Права ли в этом Ольга Закутняя? В чем специфика этого дела? Очевидно, если знание специфично, то и в его популяризации может быть специфика, и хорошо, что Закутняя обратила на это внимание. Но суть этих затруднений мне представляется в другом.

1. Преодоление искушений. С одной стороны, гуманитарные науки кажутся проще, доступнее. Поэтому в них втягивается уйма дилетантов, люди без специального образования и навыков, без школы и даже без знаний берутся с ходу решать сложнейшие вопросы, не видя подводных камней и ловушек, не зная давно уже пройденных наукой ходов. Нужно показать, что не все так просто. Хорошая популярная литература поможет людям преодолеть искушение решать все без методики, знаний и школы.

2. Понимание доказательств. Обычный человек вынес из школы привычку к одному способу доказательства. У гуманитарных наук более сложные способы доказательства, но они есть, и проблема объективности знания не становится тут менее важной. Дело популярной литературы найти у обычного человека опору для понимания этих других систем доказательства. А у него такие опоры есть, в обыденной жизни он и сам не ограничивается верификацией по Локку. Нужно свести другие доказательства к тем опорам, которыми он пользуется в обыденной жизни, чтобы гуманитарные доказательства были и для него реальными доказательствами.

3. Избавление от предрассудков. У людей есть свои предрассудки. Многие убеждены, что знают основные истины по гуманитарным проблемам, и сдвинуть их с этой позиции тем труднее, чем меньше у них знаний. Нужно избегать разговора на языке, заведомо им чуждом, поскольку их предрассудки при этом им ближе и роднее, чем принципы и истины науки. В этом случае они отбросят популярную книжку, не читая. Одновременно нужно избежать потакания этим предрассудкам, потому что тогда они лишь укрепятся в своем мнении. Задача состоит в том, чтобы исходя из наличия этих предрассудков и из уважения к убеждениям многих, изменить их мышление, показать необоснованность предрассудков, сравнить их с достижениями науки и добиться признания научных данных.

Популяризатор науки сродни учителю – с той только разницей, что программы обучения нет и ничто не удерживает учеников в классе. Удержать их может только увлекательность и полезность. А в том, чтобы контакт состоялся и продолжался, заинтересованы больше учителя, чем ученики. Больше мы, чем они. Потому что от них зависит наше существование и развитие науки, от их понимания и выбора жизненных перспектив.

№ 19 (38), 29 сентября 2009