2. Последний выбор

Ни страны, ни погоста

Не хочу выбирать.

На Васильевский остров

я приду умирать.

Иосиф Бродский

Я живу на Васильевском острове, где Иосиф Бродский мечтал окончить жизнь. Но ему не довелось. Мой дом – совсем рядом со старинным Смоленским кладбищем, где похоронены члены Академии наук, профессора Университета и Академии художеств, а в лютеранской части – много знаменитых питерских немцев. Меня греет мысль, что, скорее всего, здесь похоронят и меня и мои кости будут лежать совсем рядом с домом.

Поскольку я атеист, мне должно быть все равно, где и как меня похоронят. Это должно интересовать исключительно моих близких, поскольку я был частью их круга, их интересов. Но мне не все равно. Это моим костям будет безразлично после моей смерти, где лежать. Но перспектива моей посмертной судьбы переживается мною сейчас и вписывается в мои отношения с моими домочадцами, родственниками, друзьями и учениками. Скажем, не хотел бы я, чтобы мой прах сжигали в крематории. Пусть остаются кости, а в них ДНК, которая, может быть, еще когда-то пригодится тому, кто захочет возродить жизнь моего тела, а мои мысли и чувства сохранятся в моих книгах и статьях. «Нет, весь я не умру…»

Между тем за свою жизнь я, археолог, раскопал более тысячи могил – и рядовых ариев бронзового века, и древних славян, и царских могил сарматов (первого века нашей эры – времени Иисуса Христа, Цицерона, сподвижников Юлия Цезаря). Работа с костями – расчистка, зачерчивание, измерение, упаковка – стала для меня рутиной. Я, конечно, обращался с ними бережно – не только из почтения, но и ради науки. Обрабатывая черепа, я, конечно, все время держал в памяти, что некогда это были живые люди, со своими чувствами, мыслями, судьбами, верованиями. Но вырабатывалось профессиональное отстранение, и все больше на первый план выходили мысли об определении пола, возраста, болезней, расы, о датировке, исторической судьбе. Вот этот покойник лежит в могиле ничком, сгорбившись, а на черепе шрам. Видимо, раненного погребли, приняв за мертвого, а уже в могиле он очнулся, перевернулся и пытался спиной поднять крышку гроба. Помощь пришла лишь через тысячу лет. А вот этот найден вообще не в могиле, а в колодце – держался рукой за край колодца, это обстоятельства штурма крепости… (раскопки Саркела – Белой Вежи).

Археологи – как криминалисты, раскапывают могилы для восстановления событий, извлечения исторической истины. Нарушать покой покойников нехорошо, вне зависимости от верований их наследников – просто из почтения к ушедшим поколениям, это азы культуры. Но ради развития той же культуры приходится раскапывать могилы – и криминалистам, и археологам, и строителям: кладбища мешают расширяться современным городам. Перезахоранивать кости? Но народности на всякой территории неоднократно сменялись, так что верования были самыми разными. Одни хоронят в могилах, другие сжигают покойников, третьи (не только зороастрийцы) выставляют их на съедение собакам и птицам, и так далее, и все это считается священным и необходимым. Так что перезахоранивать их по нашему нынешнему обряду будет святотатством. Скажем, вы его с почтением погребли в земле, а для древнеиранских народностей прикосновение мертвого тела к земле – страшный грех, его должны сначала обглодать собаки. И особенно почитались «четырехглазые» собаки – с желтыми пятнами над глазами.

В последние несколько десятилетий по многим странам прокатились выступления местного населения против археологов под лозунгами «защитим наших предков». Аборигены (индейцы, австралийские аборигены) выступили против белых археологов, раскапывающих могилы. Причем население, не искушенное в датировках и расово-этнических определениях, считает своими предками всех, кто погребен на их территории, – включая неандертальцев. Недовольные требуют не трогать могилы и вернуть из музеев все кости назад в землю. Более того, некоторые американские и европейские археологи, исходя из принципов толерантности и уважения к коренным народам, выступили с покаянными речами – о вине цивилизованных народов перед аборигенами за навязывание своей культуры и цивилизации, тогда как это право самих аборигенов распоряжаться своим прошлым. Развернулась дискуссия о том, «кому принадлежит прошлое».

В дискуссию вскоре втянулись широкие слои общественности. Верующие в передовых государствах присоединились к аборигенам и заявили свои права на могилы, также потребовав вернуть кости из музеев в землю и объявив раскопки могил кощунством. На криминалистическую эксгумацию это пока не распространяется.

Выходы из конфликтной ситуации предлагались разные – от удовлетворения праведных требований аборигенов и верующих (тут особенно изощрялись политики-популисты) до подавления выступлений полицией и войсками (этими призывами отличились державники и расисты). Среди археологов особенный авторитет получила стратегия Питера Аккоу – британского археолога (недавно умершего). Он отправился в Австралию и стал там проводить «аборигенизацию археологии» – набирать аборигенов в археологи, обучать и просвещать их. Чтобы могилы раскапывали не чужие, не пришельцы-цивилизаторы, а свои собственные археологи.

Но как быть с верующими? По-видимому, и тут просвещение должно выступить на первый план. Нужно распространять знания о том, что отношение к древним костям вообще проблема сложная. Что общекультурное почтение к ним – это основа. Но это не равнозначно тому, чтобы превращать все множество древних костей в современные кладбища. Во-первых, кости умерших бесчисленны, на них буквально стоят наши современные города и поселения. Мы буквально живем на костях. Во-вторых, почтение и любовь к отеческим гробам можно выражать по-разному. Их изучение – это один из способов выразить к ним свое уважение. На мой взгляд, не худший способ.

В современных антропологических хранилищах кости пребывают в гораздо лучших условиях, чем в сырой земле, где они очень быстро превратятся в ничто. Отличаются ли в лучшую сторону монастырские подземелья и камеры (катакомбы в Париже, Кутна-Гора в Чехии), в которых анонимными костями и черепами выложены стены, от хранилищ, где они лежат на полках в коробочках со всеми данными для индивидуальной идентификации? Некоторые ученые (Бентам, Брока и другие) завещали свой скелет научным учреждениям для исследований. Если бы я был уверен, что это не причинит боли моим близким, против такой перспективы я бы тоже не возражал.

Определяя, что делать с обнаруженными древними костями, каждому стоит подумать, а какой выбор он предпочел бы для своих близких – и для себя.

№ 23 (117), 20 ноября 2012