7. Всерьез о судьбах марксизма

В Молдавии есть Высшая антропологическая школа – очень современный вуз с преподаванием на русском языке, в нем есть кафедра антропологии и социальных технологий, которой заведует Леонид Авраамович Мосионжник, романтик и человек энциклопедически образованный. В 2011 году из-под его пера вышел объемистый труд «Классический и современный марксизм». На обложке – Маркс, сидящий за компьютером.

Это детальное описание марксизма как системы научных взглядов, с характеристикой выдающихся деятелей марксизма, написанное с позиций его почитателя. В то же время Мосионжник по своей природе – демократ и человек либеральных взглядов. Он сугубо критически относится к сталинизму и не закрывает глаза на огрехи марксизма, хотя и считает его потенциал далеко не исчерпанным.

«Марксизм – это, безусловно, интересно, – заметит читатель, – но почему посвящать такой узкоспециальной книге отдельную рецензию?» Поясню. Хотя марксизм в целом относится больше к теории социологии, но сегодня можно наблюдать всплеск интереса к «практическому» применению некоторых его постулатов. Книга Мосионжника написана чрезвычайно образованным и знающим человеком, поэтому ее интересно читать и с автором интересно спорить. На мой взгляд, именно такая книга хорошо демонстрирует главные «слабости» марксизма, которые делают это учение утопическим, а его реальные «приложения» – столь кровавыми.

В частности, возьмем вопрос о частной собственности. Ее отмена кажется Мосионжнику необходимой и неизбежной (даже на своем труде он поставил не значок копирайт, а противоположный – свободы пользования). Эта необходимость и даже неизбежность мотивируются марксистской философской истиной: коренное противоречие между общественным характером труда и частным характером присвоения. Ладно, уничтожим частную собственность (это уже бывало), исчезнет частный характер присвоения, но частный характер потребления же останется! Значит, останется коренное противоречие! С ним-то что делать? Потреблять коллективно? Это, кстати, понимает и сам Мосионжник. В главе «Научный коммунизм» он рассматривает общество будущего как коммунистическое – без частной собственности. Он понимает, что при человеке современного типа оно существовать не сможет. И Маркс это понимал, потому планировал это общество не для своих современников. Маркс ставил задачу воспитания нового типа человека. Эту задачу рассматривает и Мосионжник, говоря о построении новой морали, новой этики, о сходстве марксизма с религией. Уж куда ближе: священное писание, жития святых, ереси, инквизиция, списки запретных книг, требования покаяний, казни несогласных, обращение неверных…

Но Мосионжник совершенно упустил один из основных пороков теоретического марксизма: Маркс сводил человека к узлу социоэкономических связей, полностью игнорируя его биологическую природу. У человека есть наследуемые биологические качества, неотъемлемые и неподдающиеся переделке: исключительная любовь к своим детям, любовь и забота о своих родителях и братьях-сестрах – куда большая, чем об остальных людях, чувство солидарности с узкой общиной, ряд инстинктов. Отменив частную собственность на средства производства, мы убираем важнейший стимул к труду – адекватной замены ему нет, это показала вся советская практика. Чтобы создать равенство, нужно отменить право наследования. Это еще более дезорганизует труд.

В одной из глав автор разбирает «российские варианты марксизма: большевизм и сталинизм». Он старается вывести все беды сталинизма из локальных особенностей России – из влияния православия, незрелости рабочего класса и так далее. Но ведь везде, где коммунисты приходили к власти, было то же самое. В России – ЧК, ГУЛАГ и массовые расстрелы, в Камбодже – тяпками отрубали головы значительной части населения, в Китае – хунвейбины, в ГДР – всевластие штази и убитые при попытках преодолеть Берлинскую стену. И везде потрясающие контрасты между убогим и нищим населением и роскошью верхушки – от Кремля до Чаушеску, от династии Кимов в Корее до Туркменбаши. Почему везде одно и то же? Если «виноват не Маркс, а неправильное употребление его идей» (с. 76), то почему за полтораста лет где бы ни применялись его идеи, они всегда применялись неправильно? Может, виноваты все-таки сами идеи? Если эксперимент не удался раз – виноват эксперимент, если два раза – экспериментатор, если три – теория. Марксистский эксперимент провалился десятки раз.

Автор начинает эту главу со споров Ленина с Карлом Каутским, но забывает отметить главное: что в споре с Каутским по основному вопросу – о природе социалистического государства – прав оказался как раз Каутский. Ленин считал (или по крайней мере утверждал), что демократический централизм позволит диктатуре пролетариата служить народу, а Каутский предсказывал, что диктатура пролетариата неизбежно сведется к диктатуре партии над пролетариатом, а та – к диктатуре ЦК над партией, а в конечном счете к диктатуре одного вождя над всеми, к произволу и бесчинствам. Что и произошло.

Интересно, кстати, что в главе «Марксизм на Западе» автор хочет противопоставить советскому догматическому марксизму его свободные творческие трактовки на Западе (еврокоммунизм и прочие течения). Это любопытно, но не производит большого впечатления. За исключением левацких авантюр, это идеология социал-демократических партий, боровшихся за улучшение экономического положения трудящихся без покушений на строительство коммунизма.

Пытаясь определить позиции коммунистов в современном постиндустриальном мире, где первенство переходит от индустрии к информации, автор называет главными противниками марксизма «неолибералов», причем почему-то анализ ограничивает делами Пиночета и совершенно умалчивает об экономике Тэтчер и Рейгана. Вообще вопросам экономики в книге уделено мало места, а вопрос о месте государственной регуляции в капиталистической экономике надо бы рассмотреть со всей серьезностью – ведь тут капиталистический менеджмент как раз вторгается в ту сферу, в которой марксист чувствовал себя единственным знатоком. Возможно ли достичь нужного эффекта без введения жесткой плановости (мы хорошо знаем ее последствия) и способен ли государственный капитализм конкурировать с новыми типами капиталистической экономики – вот в чем сейчас состоит решение судьбы марксистской политэкономии.

Само название завершающей труд десятой главы формулируется вопросом: «Есть ли будущее у марксизма?» На этот вопрос мы оба отвечаем утвердительно. Но Мосионжник – потому, что верит в осуществимость утопии, а я – потому, что не верю ни в трезвость народных масс, ни в скорую ликвидацию неравенства на земле.

№ 11 (105), 5 июня 2012