12. О некоторых исходных понятиях

В истекшем году я занимался составлением теоретического словаря археологии и ныне отдаю его в печать. Поневоле пришлось включить в него и ряд общеисторических понятий: они все время сказываются на теоретическом формировании чисто археологических понятий. Мне кажется полезным вынести те формулировки, к которым я пришел по этим понятиям, на обсуждение моих коллег по «Троицкому варианту». Здесь я отобрал шесть из этих понятий (помещаю их по алфавиту).

Историческая родина – так в современных политических дискуссиях обозначают ту страну, в которой родился не сам человек, а его далекие предки. Скажем, для российских немцев, предки которых прибыли в Россию два века тому назад из Германии, «исторической родиной» называют Германию, несмотря на то что большинство российских немцев ассимилировались. Для российских евреев, большинство из которых не говорит ни на идише, ни на иврите и не придерживается иудейской религии, а предки их покинули Палестину две тысячи лет назад, «исторической родиной» называют Израиль – государство, созданное на земле Палестины во второй половине XX века.

Иными словами, «исторической родиной» для человека называют то, что для народа называется прародиной. Из понятия прародины никакие особые права («историческое право»), никакие юридические последствия не вытекают. Из понятия «исторической родины» вроде бы вытекают (права на «репатриацию», претензии коренного населения на дискриминацию и депортацию). Стоит, однако, внимательнее изучить обстоятельства конфликтов – и выяснится, что на деле все они вытекают вовсе не из наличия «исторической родины» у части населения, а из социальных неурядиц внутри данной страны с вовлечением этнических, религиозных и культурных различий. Корни этих неурядиц кроются в неравномерном и несправедливом распределении благ, в неэффективном управлении, в провокациях властей, в попытках проводить политику «разделяй и властвуй» и натравливать массы на козла отпущения («внутреннего врага», идентичного внешнему, но находящегося внутри страны).

Всякий человек, как бы он ни был увлечен историей своего этноса и как бы ни был втянут в глобализацию, привязан и адаптирован прежде всего к своей родине – стране, в которой он родился не в качестве гостя. Даже скорее к «малой родине» (если страна велика и разнообразна). Некоторые переселенцы могут быстро и глубоко адаптироваться к своей новой родине. Так известный археолог Генрих Шлиман, немец, проведший юность в Германии, прожил купцом двадцать лет в России, имел там русскую семью, считал себя русским и любил Россию и свой «волшебный Петербург»; затем учился в Париже, вел раскопки в Турции, а поселился и женился вторично в Греции, назвал своих детей греческими именами, даже своих слуг переименовал на древнегреческий лад. Раскопанные сокровища предлагал Эрмитажу, а когда царь отказался принять их, подарил Берлину.

Историческое право – представление о том, что право народа на землю, занимаемую им ныне или занимавшуюся в прошлом, прямо зависит от древности его проживания на этой земле, и тот народ, который раньше жил на этой земле (автохтон), имеет на нее больше прав. Представление это ложное. Его обычно выдвигают агрессоры для обоснования своих территориальных притязаний, а также националисты для обоснования притеснений и изгнаний национальных меньшинств. Право такое никем на деле не соблюдается и не может соблюдаться. Ведь все народы не раз меняли территорию своего проживания, а происходят все люди в конечном счете из небольшого региона в Африке. Европа же не раз оказывалась на многие тысячелетия под ледником, так что люди заселяли ее снова и снова, причем сдвигались климатические зоны, а с ними передвигались и населявшие их и адаптированные к ним народы. Если выяснять всякий раз первенство проживания, то придем к совершенно неожиданным и наверняка нежеланным результатам. Венграм придется вернуться в северо-западную Сибирь, Германией владели славяне, а центром Украины – германцы (готы), всей лесной полосой европейской России – финно-угры и так далее.

Россия владеет бывшей Восточной Пруссией не потому, что славяне (кстати не восточные, а западные) некогда владели этой землей, а потому что Германия напала на СССР и была наказана за агрессию. Евреи не потому получили государство Израиль в Палестине, что заселяли эту страну прежде арабов, покинув ее почти две тысячи лет назад, а потому что международное сообщество признало справедливым и целесообразным учредить еврейское государство там после массового уничтожения евреев в Европе, учитывая их традиционное стремление к этой земле (ежедневные молитвы, сионистское движение) и то, что там уже имелись их поселения ко времени решения этого вопроса.

На деле право каждого народа на определенную территорию в современном мире обусловлено живой традицией (ненамного превышающей по длительности жизнь одного поколения) и системой международных договоров.

Однако, не имея юридической силы, древность проживания усиливает чувства привязанности к своей стране, хотя, как это ни парадоксально, если древности нет, это не ослабляет чувство любви к родине. Ведь родина – это страна, в которой сам человек родился и живет не в качестве гостя, где бы и кем бы ни были его предки.

Национализм в археологии. Национализм – чрезвычайно спорное понятие. Для одних – лозунг прогресса и справедливости, для других – опаснейшая тяга к национальным оскорблениям, унижениям, раздорам и конфликтам. По прямому смыслу слов это программа обеспечения национальной самостоятельности, развития национального государства и культуры. В случае национального угнетения – программа национально-освободительной борьбы. Учитывая, что человечество все еще состоит из этносов (национальностей), связанных по идее (хотя не обязательно в реальности) общим происхождением, то есть в каком-то смысле подобных очень большим семьям, а этносы стремятся к государственному оформлению, национализм представляется естественным и неизбежным.

Но дьявол таится в деталях. За нынешними народами стоят тысячелетия истории, перипетии взаимоотношений, миграции и чересполосица в расселении, груз недоверия. Это усиливается нынешней глобализацией экономики, перемешивающей народы. Национализм бывает разной степени интенсивности. Каждая нация, имеющая свой национализм, сталкивается с проблемами национальных и религиозных меньшинств, застарелых конфликтов с соседями, некоторые имеют дело еще и с имперскими амбициями. Нередко сталкиваются два национализма, скажем, один в форме колониализма, другой – сепаратизма. Мудрости в налаживании мирных связей внутри страны и на ее границах часто не хватает. Поэтому национализм то и дело перерастает в шовинизм, иногда в нацизм и расизм, все три с сугубо негативными последствиями (шовинизм – ненависть к другим народам; нацизм – тоталитарный и агрессивный режим, основанный на шовинистической и расистской идеологии, возведенной в политическую программу). Забота о своем народе выливается в подозрительность к другим народам, в унижения и подавление других народов.

Поэтому рачительным правителям приходится быть очень осторожными в национальной политике – чтобы не уязвить национальные чувства того или иного народа, но и не потакать чрезмерным национальным амбициям, а кое-где и дурным национальным традициям.

В археологии все это сказывается очень заметно. С одной стороны, чувствуется забота разных сил о сбережении и преимущественном изучении именно национальных древностей, культурного наследия народа. С другой – то и дело вспыхивает война на археологических картах за территории, когда-то принадлежавшие не тому народу, который ныне на ней живет, за знаменитых предков, за памятники высокой культуры – чьим предкам они принадлежали. В начале XX века Густав Косинна в Германии описывал археологию как «чрезвычайно национальную науку» (название его книги) и отстаивал особенно высокую древнюю культуру германцев как обоснование их права господствовать над другими народами.

Между тем это пережиток сословного общества, в котором статус определялся знатностью предков, а фиксация успехов – прецедентами в прошлом. Нередко приходится сталкиваться с отвержением любых «неприглядных» мест в археологическом прошлом своего народа, только потому, что это не зафиксированная письменно история. Скажем, нашествия готов или прихода варягов в отличие от татаро-монгольского нашествия. Любое беспристрастное изучение подобных эпизодов или проявлений в истории русского народа трактуется как «русофобия», хотя аналогичные вещи в истории Франции не подаются как «франкофобия». Это показывает, что порою, в периоды национальных кризисов и после них, национализм воспаляется и какая-то часть народа становится болезненно подозрительной и неуживчивой. На археологах в таких случаях лежит задача способствовать просвещению народа и показывать истинное взаимоотношение культур, состояние и взаимодействие народов в далеком прошлом.

Более подробно эти проблемы описаны в моих работах, а также в книгах Виктора Шнирельмана[63].

Патриотизм в археологии. Патриотизм, по простейшему определению, есть чувство любви к отечеству, к родине. В общественном сознании отношение к патриотизму различается в широких пределах – от признания его самым благородным и благодетельным из чувств до максимы Сэмюэля Джонсона «Патриотизм – последнее прибежище негодяя». Поскольку позитивная оценка любви к родине столь же естественна, как любви к родителям, очевидно, что негативное отношение вызывает не патриотизм сам по себе, а его недостойное использование для прикрытия шкурных и карьерных интересов. Салтыков-Щедрин писал о тех, кто путает родину с вашим превосходительством, и о том, что патриотические разговоры вызывают у него подозрение о воровстве. На патриотических чувствах спекулируют и те, кто желает послать солдат защищать не родину, а свои богатства. Псевдопатриотической представляется мне и подмена борьбы за серьезные цели борьбой за победы в играх и пустых соревнованиях. То есть на месте патриотизма часто оказывается псевдопатриотизм.

В чем проявляется патриотизм в археологии? В любви «к отеческим гробам», к памятникам родной древности, в первоочередной ответственности за их сбережение. Как и по отношению ко всякой науке, в заботе о том, чтобы отечественная археология была на высоте. В то же время нужно отличать от патриотических побуждений псевдопатриотические, которых в археологии тоже немало. Патриотическим долгом считалось и сейчас нередко считается отстаивать древность проживания народа на его нынешней территории, так как древность якобы является обоснованием его права на эту землю («историческое право»), тогда как на самом деле право проживания покоится на живой традиции и системе международных договоров. Вспомним, кому и почему принадлежат Кёнигсберг и Петербург. Псевдопатриотическими представляются мне демонстративные схватки с «чужаками» по ничтожным и мелким поводам. Псевдопатриотическими побуждениями прикрываются те, кто пытается всячески преувеличивать отечественные достижения только потому, что «свои», кто замазывает недостатки под предлогом борьбы с «чернухой» (как в древности, так и в современной науке), зажимает их критику – и тем препятствует их исправлению. Между тем бороться за их исправление и совершенствование отечественной науки, как и всего общества, – это патриотизм.

Прародина – территория (страна), на которой проживал некогда пранарод, говоривший на праязыке некой языковой семьи. Понятие введено языковедами компаративистской школы (возникла в начале XIX века) как производное от понятия праязыка. Потом его освоили археологи, преимущественно немецкие. В английском термин для него даже употреблялся как немецкое заимствование (Urheimat), без перевода или обозначался описательно (original homeland). Ареал прародины отыскивается либо по согласованию словаря праязыка с природной средой определенного региона (названия растений, животных, особенностей ландшафта), либо по согласованию с некой археологической культурой (названия вещей, обычаев, соседей).

Значение прародины для современности нередко преувеличивается, в частности националистами: ей приписывается значение аргумента в территориальных спорах. Якобы обнаружение прародины определенного народа на месте его нынешнего проживания или вне этой территории дает ему особые права («историческое право») на владение территорией прародины. Эти претензии несостоятельны. Никаких прав территория, объявленная прародиной, не предоставляет, как не дает их покинутая когда-то жильцом квартира, из которой он был выселен или сам переселился. Если выселение было насильственным или несправедливым, можно предъявлять претензии не к нынешним жильцам, а к тому, кто совершил насилие, и то если это было недавно. Если сменилось несколько поколений, то все приходится оставить за давностью лет.

По отношению к отдельным личностям-«инородцам», то есть принадлежащим не к коренной в данной стране национальности, а к национальному меньшинству, проблема прародины оборачивается проблемой «исторической родины».

Этнос – очень спорное понятие социальной жизни человечества, сопряженное с острыми и нередко кровавыми конфликтами. По происхождению слово «этнос» древнегреческое, означавшее «племя», «народность» (преимущественно не греческую, для древних греков – варварскую). В науке стали его использовать для обозначения народа, чтобы избежать многозначности слова «народ» (народ как население страны, как нижний слой общества и так далее) и чтобы отвлечься от политических коннотаций. Но они быстро проникли и в историю, и в социокультурную антропологию, и в археологию. Чтобы обеспечить преимущества или осуждение того или иного этноса, определение проводили по тому или иному признаку или по комплексу признаков. Признаков, способных различать этносы, оказалось много, и определений этноса – тоже.

Значительная часть исследователей (эссенциалисты, примордиалисты) видела в этносах жестко разграниченные объективные общности – реальные, первичные сущности[64] и старалась определить их по реальным признакам (общность языка, религии, территории, культуры), включая биологические (расовую общность и определяемую расой психологию) и даже географические (ландшафт). Другая часть, более современная (конструктивисты), пришла к выводу, что ни один признак не является надежным, потому что все изменчивы, не обязательны, а этносы фиктивны – их конструируют политики по своим надобностям, выдумывают, а население клюет на эту пропаганду[65]. Есть небольшая группа исследователей (к ней принадлежу и я), которая считает, что этнос – не категория объективной реальности (исторической или природной), но и не выдумка, а категория социальной психологии. То есть стихийное объединение людей. В основе этой категории идея общности исторической судьбы, преимущественно – общности происхождения, неважно истинная или ложная, но подкрепляемая вполне реальными признаками, всякий раз разными[66]. Именно поэтому нет единых признаков для всех этносов. Из этой общности сознания вытекает этническая солидарность.

Таким образом, этнос – это устойчивая группа людей, которая обладает общностью некоторых реальных признаков, отражаемой в общественном сознании (не только самих этих людей, но и их соседей) как общность исторических судеб в рамках единого социального организма или в связи с ним.

Объединительными и опознавательными признаками могут выступать язык, религия, раса и другие критерии, но в демографической практике определяющим служит этническое самосознание, формально выраженное в самоназвании и реально объективируемое в социальных отношениях, политических акциях, культурных предпочтениях, идеологических декларациях и т. п. В этническом сознании (и самосознании) отражается корреляция культурных признаков индивида с его социальным положением, связями и возможностями. Общественное сознание выдвигает на роль этнических признаков то одни из объективных объединителей, то другие и осмысливает эту общность обычно в форме убежденности в общем происхождении. Вот почему различные объективные факторы способны выступать – то одни, то другие, порознь и в разных сочетаниях – диагностическими признаками этноса. Важным оказывается то, какую реальную солидарность общество ожидает от людей, охваченных данным признаком или данными признаками.

При этом имеется в виду не всякая солидарность (есть ведь и классовая, профессиональная, возрастная и т. п.), а такая, которая направлена на создание, поддержание, возрождение (или сохранение возможности возрождения) социального организма – отдельного общества, способного существовать самостоятельно, обеспечивая постоянное воспроизводство на определенном уровне, самозащиту от стихийных бедствий.

Этнос – это, с одной стороны, отпечаток социального организма (существующего или исчезнувшего) в культуре (включая язык и сознание) и соматике людей, а с другой – это социальный организм в тенденции и в пределе. Пока отпечаток (этнос) не образовался, социальный организм еще не стал этносоциальным; когда социальный организм исчез, его отпечаток (этнос) – уже только этникос (по Ю.В. Бромлею); с исчезновением тенденции и потенции образования социального организма – этноса нет.

Связь этноса с теми или иными особенностями материальной культуры не обладает обязательностью и регулярностью[67].

№ 114–115 (158–159), 15–29 июля 2014