4. Божество и убожество

Наука и техника так перестроили нашу жизнь, что в современном мире все подстраивается под науку, а что не научно, то теряет право на существование. Нобелевскому лауреату Фейнману пришлось напоминать слушателям, что любовь – тоже не наука. И даже извечный противник науки, религия, рядится под науку. Настоятели монастырей вспоминают, что университеты когда-то выделились из духовных школ, хотя с самого начала университеты составили медики и юристы, и это были светские учреждения изначально. Теологи хотят получать докторские степени, равные ученым степеням, хотя в принципе ученые степени даются за позитивные научные достижения, а какие здесь достижения у теологов? Чтобы постигать Бога, теология как наука не требуется. Насколько Бог вообще постижим, он доступен и неграмотным. Теология – всего лишь толкование и упорядочение святых текстов, раньше только на основе схоластики, теперь – с привлечением философских осмыслений. Библейская критика – другое дело, но это не теология, а ее противоположность. РПЦ рвется в школу, чтобы православие преподавалось как правописание и Закон Божий усваивали как арифметику.

А профессиональные защитники веры неустанно пытаются представить ширящийся атеизм как всего лишь разновидность веры. Одни народы веруют в божественную Троицу, другие в Аллаха и его пророка Магомета, иные в Яхве, а вот атеисты верят в отсутствие бога – так сказать, в нулевого бога, в антибога. Не в дьявола (это наветы уж совсем для малограмотных), а именно в антибога и антидьявола. Они отрицают обоих с той же страстью, с которой православные активисты отстаивают их существование. Вроде бы спор конкурирующих конфессий.

Вот с этим аргументом я намерен разобраться.

Атеизм можно приравнять к различным конфессиям только в одном плане – если конфессией считать отношение к религии и объединять в этом статусе всех по этому признаку. Тогда отвергающие религию составят конфессию и должны пользоваться всеми правами, которыми пользуются конфессии. К сожалению, у нас атеисты, составляя значительную часть общества (как я погляжу, по сути, большинство), не пользуются теми правами, которыми пользуются верующие, не имеют своих представителей в соответствующих органах, не владеют столь же развернутой сетью своих зданий для собраний, не имеют штата своих организаторов и проповедников. Где у нас «храмы атеизма»? Где атеистический «клир»? Где «патриархи безбожия» и их «митрополиты» и «епископы»? Где рядовые Просветители – нечто вроде сельских «батюшек» и «матушек», хотя бы проповедующих агностицизм? Где такие же «муллы» и «раввины»?

Если же конфессией, как у нас и происходит, считать объединение верующих, практикующих определенную религиозную систему, в отличие от других верующих, придерживающихся другой религиозной системы, то среди конфессий места для атеистов не остается.

Но это план организационный. Почему же в содержательном плане нельзя приравнять атеизм к религии? Да потому, во-первых, что религия состоит всегда из системы взглядов, содержащих наглядные противоречия с очевидными простыми истинами, с элементарным жизненным опытом каждого человека. Это сверхъестественные существа (бог, дьявол, ангелы, черти), невероятные чудеса (непорочное зачатие, воскрешение из мертвых, хождение по морю и так далее), нарушения установленных наукой непреложных законов. Основываться надлежит на вере в то, что противоречит разуму. «Верую, ибо абсурдно». Ничего этого атеизм не требует. Он основывается только на опыте и разуме. В этом принципиальное отличие атеизма от религии.

Во-вторых, бремя доказательства лежит на том, кто утверждает, а не на том, кто отрицает. Это общее правило логики, вполне понятное всем. Ведь чтобы доказать, что среди какой-то народности есть рыжие, достаточно привести подходящего человека этой народности и показать цвет его волос, а чтобы доказать, что среди нее нет рыжих, нужно перебрать многих людей и проверить цвет их волос, задача становится значительно более громоздкой. Если же вдобавок нужно доказывать, что отсутствует некто невидимый и непознаваемый, то задача становится невыполнимой принципиально. Поэтому требовать доказательств от атеистов неправомерно. Их постулат принимается за истину изначально и без доказательств. Доказывать должны те, кто утверждает наличие – бога ли, дьявола ли, ангелов ли или бессмертной души.

Доказательства же, как правило, косвенные, потому что прямых нет. А косвенные, даже столь умного философа, как Кант, давно опровергнуты, что с ехидством заметил булгаковский Воланд. Они схоластичны.

Самое популярное – то, которые приводили ксендзы Остапу у Ильфа и Петрова: если не Бог, то кто же тогда создал это все – весь мир, всю вселенную? Исходят эти аргументы из того, что у созданного непременно должен быть Создатель. На это есть убийственный встречный вопрос (упущенный Остапом): а кто создал Создателя? А его никто. Значит, возможно, чтобы возникло нечто без Создателя? Тогда зачем он нужен и чем мотивируется его введение?

В-третьих, у религии и атеизма принципиальные различия в отношении к сакральному, святому. Целый ряд религиозных догм объявлен святыми, то есть настолько дорогими и ценными, что они неприкосновенны. Это означает, что они полностью освобождены от критики и пересмотра. То есть какое-то развитие и усовершенствование невозможно, рассматривается как ересь и в недавнем прошлом жестоко каралось. Шли религиозные войны. Да и сейчас религиозными фанатиками проливаются реки крови за то, что они рассматривают как оскорбление их святынь. Изменение возможно лишь как смена религиозных систем, опять же обычно кровавая. Атеизм совершенно не признает такого отношения к святыням.

Это не значит, что у атеистов нет ничего святого. Святое, как сверхценное, есть и у атеистов. Но это не связано с догмами и сакральными идеологиями, это скорее ценности из сферы морали, этики, памяти и социальных отношений. Их не надо ни доказывать, ни опровергать, они прививаются воспитанием – как привычки. Возможен юмор, возможны карикатуры и на ценности, возможны критика и самокритика.

Американские социологи из Калифорнийского университета (Беркли) провели недавно исследования, в которых объективным анализом выяснили, что атеисты обычно более человечны, чем христиане[9], хотя милосердие и гуманизм входят в догматику христианских религий («Раздай свое имущество бедным» и «подставь вторую щеку»). Но, оказывается, если милосерден христианин, то это его религия заставляет, а все, что из-под палки, неискренне и немило сердцу. Когда жертвует иной верующий, то им движет не столько сочувствие к далекому «ближнему», сколько страх перед богом, желание его подкупить. Такому верующему все равно, кому и на что пойдет его жертва. Вот и прикармливают на папертях сонмы профессиональных нищих, паразитов и дармоедов. Если же милосерден атеист, то не по наказу Бога (весьма, кстати, немилосердного), а сам – это его природа, его привычный образ жизни. Если вам придется прибегнуть к милосердию, кого из них предпочтете?

В «Новой криминологии» Макс Шлап и Эдвард Смит почти сто лет назад писали, что вот уже два поколения криминологов знают странную статистику: атеисты, которые в обществе все больше теснят верующих, в тюрьмах составляют всего одну десятую процента заключенных[10]. Не так давно другой американец Калин Рингквист приводил такие цифры: христиан в США – 75 % населения, атеистов – 10 %, а в тюрьмах атеистов всего – 0,2 % (по отчету Федерального бюро тюрем за 1997 год). Он приводит 22 причины, по которым христианская мораль не реализуется в поведении верующих христиан. Тут и навык все списывать на изволение божье, и возможность замолить грехи или откупиться жертвами церкви и прочее. Перевод его статьи на портале Newsland.ru носит провоцирующее название «22 способа, которыми религия способствует преступности», но это явный перехлест[11]. Моя формулировка мне представляется более корректной.

Мне возразят, что есть и противоположные исследования, показывающие, что религиозная сплоченность дает людям преимущество в выживании. Верно, дает. Но что его дает – религия или сплоченность? Церковь побуждает к жертвам (да и сама живет за их счет). Но львиную долю жертв богатеев (во искупление грехов) направляют, по крайней мере у нас, на обогащение церкви и ее верхушки, и так богатой сверх меры.

Наконец, в-четвертых, разное отношение к науке и технике. Религия в лице организованной касты жрецов – церкви – в той или иной мере готова пользоваться плодами науки и техники (мерседесы, брегеты, компьютеры, новейшие лекарства вместо молитвы), но то и дело вводит ограничения и запреты (не вмешиваться в божий промысел!), ныне, конечно, менее значительные, чем прежде. И в религии, и в науке люди неизбежно допускали ошибки. Но судьба их была разной. Ошибки науки исправлялись самой наукой, для этого у науки есть отработанный аппарат проверки, в наличии которого суть научности. Ошибки религии не заменялись положениями самой религии, это принципиально невозможно (Библию не перепишешь), у религии нет для этого специального проверочного аппарата. Ошибочные положения религии выявлялись наукой и заменялись положениями, заимствованными у науки (система Птолемея – система Коперника). На протяжении долгого спора религии с наукой религия все время отступала, а наука наступала.

Атеизм же весь построен на достижениях науки и техники. Он органично с ними связан и неизбежно будет с ростом науки и образования укрепляться и расширяться. Научная истина для ученого, пусть и атеистического, – это божество; ученая степень налагает священные обязанности – как сан, научно-исследовательская деятельность – это служение не менее святое, чем церковное, мы все время говорим о Храме Науки, и это для нас не пустые слова. Нужно добиться, чтобы не было запустения Храма Науки, чтобы все в этом храме были достойны сана ученых, необходимо изгнать оттуда нечестивых, лишь имитирующих науку. Да, сравнение научного атеизма с конфессией возможно, но лишь как фигуральное выражение – с учетом того, чт? для ученых божество и чт? – убожество.

Написано в июле 2012, не публиковалось