11. Мораль Прыгунова, или Уроки истории остаются невыученными

В нашей прессе меня часто занимают не сами статьи, а комментарии анонимных (и не очень) читателей: в этих откровенных и эмоциональных высказываниях не хуже всяких социологических опросов выступают те бытующие в народе мнения и идеи, на которые ученым стоило бы обратить внимание. На сайте «Эха Москвы» в обсуждении блога Ю. Штымова (пост «Дежурный демагог взахлеб о чем-то врет») меня привлек комментарий некоего Прыгунова, который можно было бы принять за первоапрельский текст, если бы не святая искренность автора-патриота. Вот этот комментарий:

«На одной чаше весов – воссоединенный с Россией Крым, на другой – мешок поросячьего визга европолитиканов и угроз педерастов из ПАСЕ. Ну и? Выбирайте свою чашку:) Российская империя не должна отвлекаться на каждый чих обидившихся пигмеев – хрен на них, пусть не стоят на пути. Ну а опущенные внуки Гитлера пусть вообще прикусят язык – им за холокост еще платить и платить шустрым внукам пострадавших. Мы снова вступили в период прозрачной политической юности мира: кто сильнее, тот и прав, кто успел – тот и съел. Ну а кто лох… Тому даже и сочувствовать стыдно!»

В этом комментарии существенны не промахи неопытного полемиста. Ну, стоит ли так презрительно отзываться о «европолитиканах», когда в ответ на «поросячий визг», коего мешок, Путин ночью позвонил президенту США, после чего Керри повернул свой самолет на встречу с Лавровым в Париже? Ну, кто же станет акцентировать внимание на «педерастах из ПАСЕ» после писаний нашей прессы о педерастах из администрации президента одной большой страны, состоящей, кстати, в ПАСЕ? Ну, не смешно ли писать о «чихе обидИвшихся пигмеев», застрявших на пути великой империи, когда производство этой империи в десять раз меньше производства одного из этих «пигмеев» – не на 10 %, а в десять раз! Когда вся финансовая мощь этой империи равна мощи одного из 50 штатов государства-«пигмея». Ни ко «внукам Гитлера» (так он именует нынешний немецкий народ), ни к «шустрым внукам пострадавших» (так он аттестует израильтян) у него нет ни симпатии (ну, ее от него и не ждут), ни уважения (а уважать тех и других есть за что). Ладно, оставим эту его риторику без рассмотрения.

Сердцевина прыгуновского коммента состоит в ликовании по поводу возвращения «прозрачной политической юности мира: кто сильнее, тот и прав, кто успел, тот и съел. Ну а кто лох… Тому даже и сочувствовать стыдно!» Это откровенное провозглашение той политической морали, которую некоторые политические деятели исповедуют тайно, зачитываясь Макиавелли и Лебоном.

Никколо Макиавелли, дипломат XV–XVI веков, в своем главном произведении «Государь», поставив «государственный интерес» над законом и моралью, учил правителя технике удержания государственной власти. Любопытно, что государь просвещенного XVIII века посвятил свою юношескую книгу опровержению Макиавелли, назвав ее «Антимакиавелли». «Я дерзаю ныне выступить на защиту человечества от чудовища, которое желает его уничтожить; вооружившись разумом и справедливостью, я осмеливаюсь бросить вызов софистике и преступлению…» Этим государем был прусский король Фридрих II, прозванный Великим и прославившийся позже мастерским применением поучений Макиавелли. Его биография началась с заговора против отца, и отец отрубил голову его любовнику и соратнику на глазах у Фридриха. Фридрих оказался талантливым полководцем и разбил Саксонию и Австрию, но в Семилетней войне русские войска взяли Берлин, и спасла Фридриха только смена монарха в России (на престол тогда вступил немец Петр III, обожатель Фридриха).

Гюстав Лебон, психолог и социолог XIX – XX веков, изучал феномен толпы. Он пришел к выводу, что, растворившись в толпе, человек становится внушаемым и легко поддается низшим инстинктам, так сказать, звереет. Этим пользуются, выбиваясь в лидеры, личности пассионарные, истеричные и беспринципные. В этих случаях действуют простейшие лозунги и весьма примитивные аргументы, неустанно повторяемые. Эти принципы, по Лебону, лежат в основе революций и выплесков агрессии. Книгу Лебона «Психология народов и масс» очень тщательно изучали многие политические деятели, в том числе В.И. Ленин.

Прыгунов очень ко времени высказал идею, которая движет многими простодушными радетелями территориальных захватов, лишь бы они были «в нашу пользу»: «от них – к нам», не взирая на обстоятельства, на право, на репутацию, на международные связи, на возможности обретения союзников. Тут сказался очень старый, очень примитивный и распространенный принцип этноцентризма, характерный для первобытных племен, но действующий в не столь явном виде до сих пор, проявляясь в наиболее отсталых, консервативных и реакционных режимах. Это деление всего мира на «мы» и «они» и уверенность «простых людей», что все, что «свое», «нашенское», – отличное, превосходное, правильное, мы всегда и во всем правы, а все, что «чужое», «ихнее», – заведомо скверное, жалкое, смешное, вредное, чужие всегда виновны и неправы, ничего хорошего от них прийти не может. Этноцентризм как явление был впервые открыт только в XIX веке австрийским социологом Гумпловичем, а затем представления о нем были развиты американским антропологом Уильямом Самнером. Ныне чаще говорят не об этноцентризме, а о его конкретном проявлении – ксенофобии.

Ни Прыгунов, ни его подражатели и вдохновители не учитывают фактор времени и уроки истории. Все случаи реализации этой морали, особенно в современной истории, оказывались успешными лишь в короткой перспективе и неизменно проваливались в конечном счете, потому что наталкивались на мобилизацию всего остального мира, осознавшего необходимость остановить и проучить зарвавшегося агрессора. Адольф Гитлер после шести лет успехов своей агрессии («кто успел, тот и съел») – Австрия, Судеты, Чехословакия, Польша, Франция и так далее – имел возможность подумать над краткосрочностью таких успехов в своем бункере в Берлине перед тем, как проглотить яд. Бенито Муссолини также имел время подумать над несколько более продолжительной, но все же краткосрочной чередой своих успехов (Абиссиния, Албания, части Югославии и Греции), когда болтался на виселице, подвязанный за ноги. Впрочем, он тогда был уже мертвецом и думать не мог. Зато в подземном схроне и потом уже перед виселицей имел возможность подумать Саддам Хусейн, припомнив свое нападение на Кувейт.

К сожалению, в жизни – как в школе: уроки истории всегда остаются невыученными.

№ 7 (151), 8 апреля 2014